Вячеслав Кашицын - Ни стыда, ни совести [сборник]
— Вы меня извините, но придется начать с формальностей, — продолжил он. — Кое-какие вопросы буду повторяться. Работа такая. — Улыбнувшись, он сделал знак молодому человеку за компьютером. — Итак, ваши фамилия, имя, отчество?
— Агишев Игорь Рудольфович.
— Год рождения?
— 1975-й.
Анкета. Он осведомлялся обо всем спокойно и вежливо, как будто это действительно была простая формальность и он ничего обо мне не знал. Вообще, я готовился к другому, и такое обращение несколько обескуражило меня; возможно, адвокат меня обманул и меня рассматривают как свидетеля? Но зачем же тогда было помещать меня под стражу?
— Вот и познакомились, — сказал он, наконец зна́ком давая понять, что рутинная часть беседы закончена. Секретарь сидел у меня за спиной, и я не мог видеть, печатает он или нет. — Игорь Рудольфович, вы, наверное догадываетесь, почему вы здесь?
Я пожал плечами.
И вдруг не выдержал:
— Скажите, что с моей женой?
В моем голосе явственно чувствовался надрыв, и я испугался, что он сейчас не выслушает меня, а прикажет доставить обратно в камеру.
Но он лишь испытующе посмотрел на меня, с каким-то непонятным выражением; я вспомнил лицо адвоката.
— Игорь Рудольфович, я понимаю, для вас будет тяжело об этом услышать, но мой долг сообщить вам об этом. Елизавета Пешнина, ваша жена, погибла. Приношу вам свои соболезнования.
Говоря это, он снова смотрел на меня так, как будто хотел запечатлеть в сознании мою реакцию, буквально сверлил меня взглядом.
— Воды?
Он готов был, кажется, встать из-за стола, чтобы налить мне желтой воды из графина, но я сделал знак: не надо.
Что-то скрывал от меня этот человек. И что-то пытался выведать. Возможно, он мне и не враг. Но я прав, тысячу раз прав в том, что не бросился к нему с откровенностями.
Я опустил глаза. У меня вдруг закружилась голова. Я на миг представил, что то, что он говорит, — правда. И все показалось мне нелепым, смешным и ненужным — весь этот кабинет, решетки, наручники, весь этот разговор. Но я справился с собой, твердо взглянув ему в глаза.
— Почему меня держат здесь?
Он не торопился с ответом, снова внимательно глядя на меня. Потом глухо хлопнул в ладоши, откинулся в кресле и потер подбородок.
— Игорь Рудольфович, вы же хотели рассказать все, правда? Ну, рассказывайте. И никто вас тут не задержит.
Снова молчание. На этот раз паузу взял я.
— А вы… кто?
Он усмехнулся.
— А вы как думаете?
Я почувствовал раздражение.
— Я следователь, — подавшись вперед, сказал он. — И от меня, Игорь Рудольфович, зависит, будете ли вы здесь или отправитесь домой. Вы ведь хотите домой, верно?
— А в чем меня обвиняют?
Он вздохнул.
— Ну, так уж сразу и обвиняют. Мы очень хорошо понимаем ваши чувства, Игорь Рудольфович. У меня самого жена, двое детей. Простите, что возвращаюсь к этому опять. Я знаю, говорить об этом — я имею в виду аварию — вам будет тяжело. Но именно от вас, от правдивости ваших слов, зависит, останетесь вы здесь или вас отпустят.
— Да мне все равно.
Меня опять посетило это видение: он говорит правду. Но я отказывался в это верить! Я должен был взять себя в руки.
— Знаете, Игорь Рудольфович, некоторые ваши ответы наводят на мысль, что вы не совсем еще оправились от…
— Я полностью здоров. И готов с вами говорить. Спрашивайте.
— Расскажите, пожалуйста, об этой аварии. Подробно. И с самого начала.
— Это несчастный случай. Я не справился с управлением. Не знаю почему, но… в общем, я как-то оказался на встречке. Понимаете, мы взяли по пути одного человека, и он…
— Человека? — В его тоне было некоторое удивление. — Ах, да. Ну?
— Ну, это она захотела. А я… В общем, вы не подумайте, что я неуравновешенный или еще чего, просто это был такой день… Я не хотел никого, но не мог отказать ей. Мы его взяли и…
Я вдруг почувствовал странную вещь: мне физически сложно было говорить об этом. Как будто кляп затыкал мне рот. И чем дальше я в это погружался, тем мне было больнее. Точнее сказать, я задыхался.
— И что?
— Ну и… я хотел побыстрей довезти его. До ресторана.
— Какого?
— Я… не помню.
— То есть вы просто превысили скорость, выехали на встречную полосу движения, и получилась авария. Так вы ходит?
— Да, совершенно верно.
Но в моем голосе не чувствовалось уверенности. Я сам ощущал, что что-то тут не так. И он, очевидно, почувствовал это.
Он какое-то время глядел на меня тем же внимательным, вдумчивым взглядом. Я опустил глаза, кусая губы.
— Послушайте, знаю, я виноват. Я ехал слишком быстро и, честно, не знаю, как меня вынесло на встречку. Но…
Я вдруг почувствовал, что говорю что-то не то. Я сказал ему что-то не то и остановился; поднял взгляд.
— Вот, а вы спрашиваете, почему вы здесь. Вы, Игорь Рудольфович, были за рулем; вы оказались на полосе встречного движения, преодолев разделительное ограждение. Вы — к счастью — невредимы; ваша жена погибла. Разве не стоит эта ситуация того, чтобы разобраться в ней досконально? Вы теперь понимаете, почему вы не у себя дома?
— В чем. Меня. Обвиняют? — Я произнес эти слова почти по слогам, с нажимом, глядя ему в лицо.
Он выдержал взгляд.
— Пока ни в чем, — снова откинулся в кресле, закурил. — Вы, конечно, не свидетель, подозреваемый. Если окажется, что все было так, как вы рассказываете, вам, разумеется, не позавидуешь, но наказание тут, в сущности, не столь суровое. А вот если все не совсем так… Вы понимаете? Знаете что, Игорь Рудольфович? Я очень ценю вашу откровенность. В частности, то, что вы не разыгрываете из себя невменяемого или, скажем, не ссылаетесь на то, что машина была неисправна.
— Неисправность машины… можно выявить задним числом.
Опять что-то не то.
Он снова внимательно посмотрел на меня. И в этом взгляде уже чувствовалось уважение: так смотрит, наверное, боксер на ринге на соперника, силу и изобретательность которого признает.
— Верно. Верно, — повторил он, затушив сигарету. Помахал перед лицом рукой. — Вы юрист?
Неожиданный вопрос.
— Никогда не был. А с чего это…
— Извините. Так… Да, знаете, и разыгрывать сумасшедшего тоже невыгодно: вас вмиг выведут на чистую воду, да и юридические следствия — я имею в виду наследство — не так уж и определённы.
Он смотрел на меня своим изучающим взглядом сквозь сизый дым. Все это было похоже на то, что я какая-то рыба, а он — рыбак, пытающийся поймать меня то на одну, то на другую наживку.
Я вспомнил об адвокате. Сговорились они, что ли? Что-то этот — как его? — да, Грунин, говорил мне в конце разговора… Следователь, однако, прервал ход моих мыслей.
— Значит, ДТП. Такая версия. Ладно. — Он снова хлопнул в ладоши, как будто подводя промежуточный итог. — А почему она за день до аварии перевела машину на вас, не знаете?
— Как это?
— Так.
— На меня?
— Да-да, на вас, Игорь Рудольфович.
Я пожал плечами.
— Я об этом не знал. Она обещала подарить ее мне, как свадебный подарок. Значит, сдержала обещание…
Я потянулся к графину, налил себе воды. Руки мои дрожали.
— У вашей жены хороший вкус. «Ягуар XК». Вы ведь неравнодушны к автомобилям, Игорь Рудольфович? Насколько я знаю, в гаражах с самого детства пропадали. Сначала в Навашино, теперь тут, в столице. И профессия у вас соответствующая. Мы съездили на Филевскую эстакаду, поговорили с гражданами Тятиным, Урманом…
— На что вы намекаете?
Что-то в нем прорвалось, это явно. И это что-то не сулило мне ничего хорошего.
— Ни на что. — Он уселся поудобнее. — Я просто хочу, чтобы вы подтвердили: ваше увлечение автомобилями далеко выходило за рамки простого интереса. Это во-первых. А во-вторых, ваша машина была нестандартной, и если бы не точное боковое столкновение…
— Вы все знаете, да? — не выдержал я. — А зачем тогда меня спрашивать? Вы меня хотите обвинить… Вы хотите сказать… — Я задыхался.
— Нет, помилуйте, я как раз вас ни в чем не обвиняю. Но вы признаете этот факт?
— Да.
— Правильно, зачем же отрицать то, что можно всегда проверить. С вами приятно работать, Игорь Рудольфович.
Он вытер пот со лба.
Я наконец, вспомнил то, что говорил мне адвокат. Что именно мне инкриминируют. И мне стало не по себе.
Я вдруг осознал, что этому человеку известно гораздо больше, чем мне, и, наверное, то даже, о чем мы говорили с адвокатом. Он ведь часть системы, которая, в сущности, всемогуща. И он, очевидно, испытал на мне далеко не все методы этой системы, просто хочет добиться от меня признания малой кровью.
— Послушайте, — я едва сдерживался. — Давайте начистоту. Вы сказали, что вам важно выяснить, что было на самом деле. Я сказал вам что. А вы подводите к тому, что… В общем, скажите, чего вы от меня хотите?
